Мягкий полосатый свитер, общий смех и общая радость по поводу похвалы от руководителя практики, вкусный кофе и размахивание стаканами, барбарисовый рахат-лукум, ВВЦ и бесконечные прилавки с книгами, нужный перевод и счастье во взглядах не только нас, но и волшебников-продавцов, лавочка рядом с аттракционами, полные добычи рюкзаки и руки, последний ряд кинотеатра и сжатые до предела руки в руках в самые напряженные моменты.
Снова смех – теперь в чернильной мгле Арбата с его новыми блестящими флагами из книг Фитцджеральда и мрачной подсветкой пяти густо-зеленых глав церковки; смех на эскалаторе и в вагоне метро.

Я очень люблю тебя, и это знают даже баристы, называющие тебя моим исковерканным именем из детства.

Может быть, дело в том, что вся эта любовь и невозможность ее выразить исчезли из моего маленького тогда мирка вместе с ним, и вернулись только через десять лет, когда и я подросла, и мир немножко расширился.
И вот теперь все это спрятанное, не имевшее ни входа, ни выхода, меняет меня, пытается отомстить и подобрать под себя.

Я сопротивляюсь, как могу. И мягкий стук клавиш - один из самых действенных методов приподнять дамоклов меч, который вдруг начинает касаться острием маленьких пушистых волос на самой макушке.
Вы уж простите.

Давно не виделись, и в сообщениях столько внимания по сравнению с обычным, что весь день маешься в приятном ожидании вечера, когда наконец встретитесь и, наверное, о стольком поговорите – да даже если и о малости, какая к черту разница! Вы поговорите! И будут слушать, что ты говоришь – по-настоящему слушать, а не так, как бывает часто, когда да-да, мм, очень интересно, а там вот такая статья, ты читала?..
И ты ждешь, радостно, трепещуще, и четыре станции метро проходишь пешком, чтобы немножко помучить себя этим сладостным ожиданием,
а потом

сидишь за столом, и все внутри сжимается, и единственный человек не в тягость – вовсе не тот, к которому ехала, и все вопросы как из плохой, язвительной комедии, и – по законам жанра – отпрашиваешься на секундочку, чтобы ввалиться в ванную, приветствующую так много видевшей рыжей плиткой, приваливаешься к двери и беззвучно глотаешь обиду, не позволяя себя всхлипывать, чтобы не дай бог никто не услышал, и сбежать хочется поскорее из этой квартиры, из этого дома, с этой вяжуще-синей улицы,
убежать и никогда-никогда не возвращаться,

никогда больше не видеть эту рыжую плитку и никогда больше не смотреть в ставшие сине-зелеными от слез глаза, зло шепча самой себе: все, прекрати, слышишь, прекрати,
хватит.

Чужая сторонняя любовь лезет в руки сама – робким взглядом и улыбкой, на, мол, возьми, у меня ее много. От этого до злого совестно, но отказаться почти невозможно, потому что вы все друг про друга давно знаете, и не ждут от тебя ничего, ты только возьми. И ты берешь, а лицу жарко от стыда, потому что нельзя и нехорошо, но берешь ведь, потому что в глубине души не только жалко, но и приятно.

И вот стоишь ты с этой любовью, как с пятью ящиками соседских слив, стоишь, как дурак, и девать их уже некуда, варенье сварено, компоты закатаны, пироги испечены, морозилка забита, и тошнит уже от этих слив, черт бы их побрал вместе с соседями, но ведь от всей души, как тут откажешься.
Стоишь посреди кухни, посреди слив, посреди любви этой стоишь, а из окна душно и глухо сквозь ветки слышишь: подожди, сейчас, я еще ящик набрал,

у меня много, ты только возьми.

Есть люди, которые верят в карму – верят в последствия собственных действий и тем самым в ответственность за свою жизнь. Это довольно справедливая концепция, что, мол, посеешь, то и пожнешь, куда проще.
Я тоже верю в последствия – с одной лишь оговоркой: не знаю, как насчет собственной жизни, но все мы точно несем ответственность за жизни близких (а порой совсем даже не) людей. И получается какая-то бесконечная цепь под названием «передай другому», почти «сломанный телефон».

Это работает в сторону добра и позитива, а еще работает в обратном направлении. Что вы там говорили о преемственности поколений? Комплексы, связанные с родителями – это уже почти клише, но если начать разбираться, то виноватого все равно не найдешь, потому что каждого, кто обидел тебя, до этого обидел кто-то другой. И его тоже когда-то обидели. Какой уж тут поиск первоисточника твоих сегодняшних страданий – тут вековая тенденция.
И никто ни в чем не виноват. От твоих страданий тоже пострадал и еще пострадает не один человек. И в какой-то степени это даже забавно, иронично до горечи: каждый знает, как лично ему было плохо в тот или иной период жизни, но защитить от этого съедающего чувства других все равно не может.
Эта цепь никогда не прервется. Наши прапрапрапрапрапраправнуки уже не будут помнить наших имен, но наши несчастья ой как повлияют на их.

Я не знаю сама до конца, как отношусь к этому бесконечному обмену. Наверное, нужно больше отдавать счастья, чтобы хоть как-то уравновесить вековые разрушения чужих жизней. И может быть, самый полезный для мира девиз – эй, улыбнись!
И передай другому.

Вдогонку к предыдущему посту: все не зря! за час я попросила прощения, и когда мне ответили, поняла, что даже сама не представляла, насколько это для меня важно. Для них тоже оказалось важным.
С души упала почти целая гора.

Все больше и больше я начинаю ценить честность, потому что все больше и больше понимаю, что это намного большее, нежели не-ложь. Чтобы быть честным, надо иметь большую храбрость.
И у меня ее нет.

Я уже писала о том, что надо говорить о своей любви – при любых обстоятельствах и страхах. Но я не писала о том, что говорить надо обо всем, что важно для тебя и может быть важно для другого человека, обо всем, что ты чувствуешь к нему, даже если ты не чувствуешь ничего. И я точно не писала о том, как я хочу уметь быть откровенной и отбрасывать свой страх.

Мы живем в мире людей, и это очень страшно, потому что жить в своем одиночном мире намного легче, чем открывать себя другим, не прятаться от людей из-за боязни быть непонятным и отвергнутым.
Я хочу быть частью большого мира людей, хочу быть честной с людьми, которых люблю и которые любят меня.

И сегодня я сделала первый шаг. Это была не тот разговор, который меня пугает больше всего, но я оказалась достаточно сильной, чтобы попросить прощения у тех, кого обидела.
Надеюсь, что я на верном пути и что я не собьюсь.

Человек автоматически переходит в разряд самых нужных, когда он вовремя тебя касается. Принесет чай, обнимет, придержит дверь в таком агрессивном порой метро, поцелует куда попало между словами "спокойной ночи", обхватит плечи такой теплой посреди темного свежего воздуха рукой.

Иногда это намного важнее тех самых слов, которые пульсируют под кожей в ответ на самые необходимые сейчас прикосновения.

Если верить стихотворению, людей теряют только раз, только раз они уходят по-настоящему.
Но, может, для этого и не нужно уходить. Можно быть рядом, можно гостить друг у друга, можно даже пить чай из одной чашки и по особым настроениям ром из одного стакана – и быть такими потерянными друг для друга.
Можно каждый раз при встрече щеками друг друга целовать, сидеть на кухне и рассказывать о делах, о людях – и ни разу не обняться так, чтобы расслабиться в чужих руках, ни разу не сказать такого, что бы отпустило тебя в него.
Можно любить друг друга – и быть такими далекими, как будто ваш только раз уже когда-то случился – а вы и не заметили.

Сегодня песня Make you feel my love (самая честная для меня версия прилагается) показалась мне самым гениальным откровением.
Сделать так, чтобы твою любовь почувствовали. Не знали о ней, а чувствовали ее.

Это одно из самых великих в своей простоте и глобальности открытий, одно из самых легких и самых тяжелых для меня на сегодняшний день.

Я раньше думала, что если осознать проблему головой, то ее не станет. И если осознать причину, по которой больно, болеть перестанет.
Вчера я лежала с единственным желанием распластаться по подушке блинчиком, который может только дышать и для которого весь мир заключается в чуть горьковатом запахе моих духов. Вчера осознание головой проблемы никак не помогало тому, что обида была почти физической - в горле комок, на сердце камень, и это не метафора, потому что в груди теснило неимоверно.
Вчера я чувствовала себя катастрофической дурой, а потом - ужасным человеком.

Поэтому вчера я не стала писать. Но сегодня пишу. Потому что я все еще надеюсь, что можно привыкнуть, и болеть перестанет. Рано или поздно - надеюсь, что для меня еще просто немного рано.
Еще чуть-чуть.
Еще чуть-чуть.

Говорите людям, что вы их любите. Даже если они это знают, даже если уже говорили, даже если не уверены, что им это нужно, даже если боитесь реакции, даже если совсем не в тему разговора.
Если вы чувствуете, как внутри все распирает от любви - скажите, что любите.
Пожалуйста.

В последнее время как-то так совпало, что мои родные люди приходят ко мне - и все не так. Или они сами в странном провокационном настроении, или меня раздражает каждое слово, или они поднимают те темы, которые заставляют меня собрать все саообладание, чтобы не показать слез.

Но я сдерживаю себя, я слушаю то, что им нужно мне сказать, я принимаю в себя то, что им не терпится отделить от самих себя.

В этот момент я очень остро чувствую, как сильно я их люблю.
В этот момент я ощущаю все бесконечное величие того, что я еще не могу понять, над тем, с чем борюсь в себе.
В этот момент мы с моими родными людьми выигрываем войны, которые бушуют внутри.

Мне невтерпеж.
Внешне все обычно, все как всегда. Сессия закончилась, практика еще не началась, и у меня плавно перетекают из одного в другой ленивые дни, полные сна до часа дня, посиделок в кофейне, просмотра сериала, прижимания рук к щекам и разговоров с героями по-английски (почему-то я считаю, что на языке оригинала они обязательно меня поймут и перестанут творить всякую херь).

Но вот в чем штука. Где-то внутри у меня уже бесконечно давно сидит уверенность в том, что на практике я встречу человека. Где-то внутри я это знаю – и хоть кол на голове теши.
Но вот в чем штука. Где-то внутри у меня сидит комок нетерпеливости, который с каждым часом разрастается все больше и больше. Я еду в метро, я разговариваю о ерунде, я улыбаюсь, а внутри все кричит «Давай! Сейчас! Я уже не могу ждать!!! ДАВАЙ!!»

Июль совсем скоро. Совсем-пресовсем. Кто-нибудь, одолжите терпения, а то я не смогу дожить до встречи с человеком и до концерта Джей Кея тоже не смогу.

Я сегодня прочитала очень грустное: что мы готовы поддержать незнакомого человека в интернете, но когда он становится таким же знакомым человеком из жизни, мы с легкостью отворачиваемся и идем по своим делам.

Эта мысль так поразила меня, что летала где-то там, в корочке, все время, пока я елозила шваброй по полу и писала километры умных слов.
Я все думала: как же так? почему мы готовы делать добро в несуществующем пространстве, но постоянно пасуем в своей родной и в последние дни не очень теплой реальности?
И я вдруг поняла.

Мы настолько дети своего века, что нам просто жаль на это времени.
Очень легко помочь кому-то в сети. За пару кликов можно перечислить деньги в детский дом, а за десять минут можно настрочить комментарий какому-нибудь несчастному. В эти же десять минут ты можешь пить чай, слушать новый альбом какой-нибудь группы, гладить ногой кота, а в ожидании ответа того самого несчастного пролистать ленту твиттера, посмотреть пару видео на ютубе и скинуть другу несколько смешных картинок.
Сделать добро вне сети немножко сложнее. Нужно собрать игрушки и одежду, спуститься или подняться в общественный транспорт и поехать в детский дом, провести там пару часов с детишками. Или просто помочь твоему самому несчастному на сегодня другу – отвести его домой, заварить самый вкусный чай или сварить не менее вкусный глинтвейн, укрыть его одеялом и слушать-слушать-слушать, пока он не выговорится до конца, пока ему не станет легче. Это отнимет намного больше времени и сил
но это будет личным.

Давайте не жалеть времени и просто делать добро. Ведь иногда нам самим некуда и не к кому бежать. Ведь время становится очень густым и вязким, когда ты самый несчастный человек на сегодня.